Измена епископата Российской православной церкви Русскому Самодержцу как сакральная основа кровавых революционных потрясений XX века

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: История

Создано 13.02.2017 13:49

Опубликовано 13.02.2017 13:49

Просмотров: 963

1. Святейший синод и революционные события февраля — марта 1917 г.

К началу 1917 г. Россия погрузилась в глубокий государственный кризис. Он явился результатом многолетней, тщательно спланированной разрушительной работы объединенных сил мирового зла – прежде всего, международной еврейской финансово-промышленной олигархии. Именно ею Российское Самодержавие (а в перспективе – огромная, лучшая часть Русского народа) было приговорено к уничтожению. На фоне трагедии затяжной и кровопролитной Великой войны и накопившихся, искусственно созданных извне, внутренних социально-политических противоречий, еврейскому капиталу удалось затянуть тугую петлю на шее экономики России, бросив ее в долговой капкан — выхода из которого, по сути, не было… По словам А.Деникина, «в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться Царское правительство» (Деникин А.И. Указ. соч. С. 46). Той же финансовой олигархии, под контролем которой непосредственно находились практически все СМИ, удалось раскрутить небывалую грязно-циничную и отвязную пропагандистскую кампанию против Государя Николая II и его супруги Государыни Александры Федоровны. Жесткая критика, смешанная с пошлой клеветой в их сторону, звучала даже с трибуны Государственной думы — «предлагалась к обсуждению» широким кругам населения.

Российское общество разделилось: одни пытались какими-либо действиями предотвратить поступательное сползание России в революционную анархию. Другие — особенно леворадикалы, наоборот, раскачивая политическую ситуацию, всеми способами добивались скорейшего свержения Монархии. Но были и третьи, которые выжидали. К таковым и относились, в частности, иерархи Православной Российской Церкви.

Тогда, в обстановке начавшейся Февральской революции, как отмечал протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский, в Св. синоде «царил покой кладбища» (Шавельский Г. Воспоминания … Указ. соч. Т. 2. С. 173) Синодальные архиереи вели текущую работу, занимаясь большей частью решением различных бракоразводных и пенсионных дел (РГИА. Ф. 796. Оп. 209. Д. 2831: Протоколы заседаний Синода от 8—27 февраля 1917 г. №№ 881—1206). Однако за этим молчанием скрывались антимонархические настроения. Они проявились в реакции членов Св. синода на поступавшие к ним в те дни обращения со стороны граждан и высокопоставленных чиновников России с просьбами о немедленной поддержке Трона. Так, подобную просьбу содержала телеграмма Екатеринославского отдела Союза русского народа от 22 февраля 1917 г. (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. 1917. I отд. V стол. Д. 54. Л. 29—31; Оп. 445. Д. 5. Л. 41) Поддержать монархию неоднократно просил Синод и товарищ синодального обер-прокурора князь Н.Д.Жевахов.

В разгар спровоцированных и проплаченных из-за границы забастовок, в воскресный день 26 февраля (накануне бастовало свыше 300 тыс. человек, то есть 80 % рабочих столицы), он предложил председателю Св. синода — митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению в защиту Государя. По словам Жевахова, это должно было быть «вразумляющее, грозное предупреждение Церкви, влекущее, в случае ослушания, церковную кару». Воззвание предлагалось не только зачитать с церковных амвонов, но и расклеить по городу. Однако митрополит Владимир отказался помочь Русскому Царю в столь роковой для Него час, невзирая на настоятельные просьбы Жевахова (Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 1. С. 288).

Действие председателя Синода было вызвано его личной обидой на императора Николая II за перевод с Петроградской на Киевскую кафедру. Сведение личных счетов, устроенное митрополитом Владимиром в первые дни революции, когда опасность угрожала существованию самой империи, Жевахов охарактеризовал как «чудовищное» и «ужасное» (Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 1. С. 288, 289).

27 февраля, когда на сторону восставших стали переходить войска столичного гарнизона, с предложением к Св. синоду осудить революционное движение выступил и обер-прокурор Н.П.Раев. Он обратил внимание членов высшей церковной иерархии, что руководители революцией «состоят из изменников, начиная с членов Государственной думы и кончая рабочими». Синод отклонил и это предложение, лукаво ответив обер-прокурору, что еще неизвестно, откуда идет измена — сверху или снизу (Петрогр. листок. Пг., № 84. С. 5; Титлинов Б.В. Церковь во время революции. Пг., 1924. С. 55).
Интересен тот факт, что католическая церковь тогда же выпустила краткое, но определенное обращение к своей пастве, заканчивавшееся угрозой отлучить от святых церковных таинств каждого, кто примкнет к революционному движению. И, по свидетельству князя Жевахова, «ни один католик, как было удостоверено впоследствии, не принимал участия в процессиях с красными флагами» (Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 1. С. 288—289).

В то же время члены Св. синода РПЦ, располагая таким методом воздействия на паству, как право предания анафеме «дерзающих на бунт и измену… против Православных Царей» (Последование в неделю Православия. СПб., 1904. С. 31) — даже не напомнили народу ни о церковной каре, ни о наличии соответствующего богослужебного чинопоследования. Жителям революционного Петрограда ничего не было сказано по поводу их государственно-религиозного долга по защите Престола, о чем говорилось в верноподданнической присяге. Таким образом, Российская Православная Церковь в лице Св. синода фактически сама явилась подлежащей анафематствованию церковному и уголовной государственной каре за измену Богохранимой Державе Российской.

2 марта 1917 г. в покоях московского митрополита состоялось частное собрание членов Синода и представителей столичного белого духовенства. На нем присутствовали шесть членов высшего органа церковной власти — митрополиты Киевский Владимир (Богоявленский) и Московский Макарий (Невский), архиепископы Финляндский Сергий (Страгородский), Новгородский Арсений (Стадницкий), Нижегородский Иоаким (Левицкий) и протопресвитер А. Дернов, а также настоятель Казанского собора протоиерей Ф. Орнатский. Тогда же синодалы признали необходимым немедленно установить связь с Исполнительным комитетом Государственной думы (Временным комитетом Государственной думы — ВКГД). Таким образом Св. синод РПЦ признал преступную «революционную» власть — это при законно правящем Государе Императоре: несостоятельное де-юре «отречение» Государя Николая II от престола состоялось в ночь со 2 на 3 марта (как мы знаем, безликая записка карандашом на телеграфном бланке заведомо не имела никакой законной силы).

Первое после государственного переворота и свержения Монархии официально-торжественное заседание Св. синода состоялось 4 марта. На нем председательствовал митрополит Киевский Владимир и присутствовал новый синодальный обер-прокурор. От лица Временного правительства В.Н.Львов объявил о предоставлении РПЦ свободы от опеки государства, «губительно влиявшей на церковно-общественную жизнь». Члены Синода (за исключением отсутствовавшего митрополита Питирима) также «выразили искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Церкви» (Нижегор. церков.-обществ, вести, Н.Новгород, 1917. № 7. С. 113). Митрополит Арсений (Стадницкий) говорил о появлении перед Российской Церковью «больших перспектив», открывшихся после того, как «революция дала нам свободу от цезарепапизма (!)» (Новгород. ЕВ. Новгород, 1917. № 7. Часть неофиц. С. 324—325, №11. Часть неофиц. С. 451).

Тогда же из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора было вынесено в архив царское кресло, которое в глазах иерархов РПЦ являлось «символом цезарепапизма в Церкви Русской» (Новгород. ЕВ. Новгород, 1917. № 11. Часть неофиц. С. 451), то есть «символом порабощения Церкви государством». Оно предназначалось исключительно для Государя и находилось рядом с креслом председательствующего. Достаточно знаменательно, что вынести его обер-прокурору помог первоприсутствующий член Синода — митрополит Владимир (Богоявленский) (Бирж, ведомости. Пг., 1917. № 55. С. 4). Царское кресло решено было сдать в музей…

Уже 6 марта Св. синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие Царствующему Дому «отныне не провозглашалось» (Рус. слово. М., 1917. №51.С. 2). Эти действия Синода имели символический характер и свидетельствовали о желании его членов «сдать в музей» не только кресло Царя, но «отправить в архив» истории и саму Царскую власть.

Непосредственно на сфабрикованные фальшивки: «Акт об отречении Николая II от престола государства Российского за себя и за сына в пользу Великого князя Михаила Александровича» от 2 марта 1917г. и «Акт об отказе Великого князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти» от 3 марта Синод отреагировал нейтрально: 6 марта его определением эти акты решено было принять «к сведению и исполнению» и во всех храмах империи отслужить молебны с возглашением многолетия «Богохранимой державе Российской и благоверному(!) Временному правительству ея» (ЦВ. 1917. № 9—15. С. 55, 56, 58; Новое время. Пг., 1917. № 14720. С. 4).

9 марта Синод обратился с посланием «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий». В нем был призыв «довериться Временному правительству». При этом послание начиналось так: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути» (ЦВ. 1917. №9—15. С. 57,58). Тем самым фактически Синод признал государственный переворот правомочным и официально провозгласил начало новой государственной жизни России (Феодосий (Алмазов), архимандрит. Указ. соч. С. 34), а революционные события объявил как свершившуюся «волю Божию». Под посланием поставили подписи епископы «Царского» состава Синода, даже имевшие репутацию монархистов и черносотенцев: например, митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и митрополит Московский Макарий (Невский). Их согласие с происшедшим переворотом можно расценить как отказ от своих прежних монархических убеждений и обязанностей защищать Монархию в России.

Это послание было охарактеризовано профессором Петроградской духовной академии Б.В.Титлиновым как «послание, благословившее новую свободную Россию», а генералом А.И.Деникиным, — как «санкционировавшее совершившийся переворот» (Титлинов Б.В. Указ. соч. С. 56; Деникин А.И. Указ. соч. С. 7). На страницах социалистической газеты послание было расценено как «торжественное признание Синодом нового правительства» (День. Пг., 1917. № 1578 (6). С. 1).

4 марта 1917 г. Синодом были получены многочисленные телеграммы от российских архиереев с запросом о форме моления за власть. В ответ первоприсутствующий член Синода митрополит Киевский Владимир 6 марта разослал от своего имени по всем епархиям РПЦ телеграммы (66 внутри России и 1 — в Нью-Йорк) с распоряжением о том, что «моления следует возносить за Богохранимую державу Российскую и благоверное Временное правительство ея» (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. 1917. I отд. V стол. Д. 54. Л. 6; Кишинев. ЕВ. Кишинев, 1917. № 9-10. Отд. офиц. С 50; и др.) . Таким образом, уже 6 марта российский епископат перестал возносить молитвы о Царе.

7-8 марта Синод издал определение, по которому всему российскому духовенству предписывалось: «во всех случаях за богослужениями вместо поминовения Царствовавшего Дома возносить моление «о Богохранимой державе Российской и благоверном Временном правительстве ея» (РГИА. Ф. 796. Оп. 209. Д. 2832. Л. 16; ЦВ. 1917. № 9—15. С. 58).

Анализ этого определения показывает, что, во-первых, в нем Дом Романовых уже 7 марта был провозглашен «Царствовавшим»: до решения Учредительного собрания и при фактическом отсутствии отречения от Царского Престола Вел. кн. Михаила Александровича, он стал поминаться в прошедшем времени. Знаменательно, что в тот же день Временное правительство – читаем: фактически по благословению Св. Синода, преступно предавшего Державу и ее народ — постановило арестовать Государя Императора Николая II и его Благоверную Супругу, что было исполнено 8 марта (ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 1. Д. 6. Л. 15; Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи: из записок судебного следователя Н.А.Соколова. СПб., 1998. С. 16—19).

Официально «Царские дни» были отменены постановлением Временного правительства 16 марта 1917 г.. Однако Св. синод хронологически опередил и предвосхитил постановление Временного правительства об отмене этих государственно-церковных праздников, так как серией своих определений объявил революционные события необратимыми, упразднил поминовение Царствующего Дома и распорядился не поминать на богослужениях Царскую Семью.

Составленный синодальной Комиссией по исправлению богослужебных книг подробный перечень богослужебных изменений был рассмотрен и утвержден Синодом 18 марта 1917 г. Изменения свелись к замене молитв о Царской власти молитвами о «благоверном Временном правительстве». Причем, в этом синодальном определении Царский Дом вновь был упомянут в прошедшем времени, т.е. в качестве как бы уже ушедшего в прошлое (РГИА. Ф. 796. Оп. 209. Д. 2832. Л. 16; Д. 2833. Л. 70—73 об.; ЦВ. 1917. № 16—17. С. 83—86).

Высшее российское духовенство внесло нововведения в содержание богослужебных книг с легкостью, изменив церковно-монархическое учение о государственной власти, которое исторически утвердилось в богослужебных книгах Русской церкви и до марта 1917 г. было созвучно державной триединой формуле «за Веру, Царя и Отечество». Изменение смысла заключалось в «богословском оправдании» революции, т.е. в богослужебной формулировке тезиса о том, что «всякая власть от Бога»: как Црская власть, так и т.н.«народовластие», что и было «подтверждено богословски».

Богослужебное поминовение государственной власти является определенным политическим символом, по которому можно заключить об отношениях РПЦ и правительства (политического режима). Соответственно, введение в первых числах марта 1917 г. в церковной формуле поминовения Временного правительства как «благоверного» давало однозначные и политические, и морально-нравственные ориентиры для паствы по признанию новой власти.

В первые дни и недели после Февральской революции иерархия Российской церкви своими действиями по замене молитвословий дала понять, что сущностных отличий между Царской властью и властью Временного правительства для нее нет. То есть нет и не должно быть места Императора в церкви, не может быть Царской церковной власти. Иными словами, власть Царя преходяща и относительна. Вечна, надмирна и абсолютна лишь власть священства, первосвященника. Отсюда и тезис воинствующего клерикализма: «священство выше Царства».

Протоиерей Сергий Булгаков писал: «Россия вступила на свой крестный путь в день, когда перестала молиться за Царя» (Булгаков Сергий, священник. Из «Дневника». Указ. соч. С. 256). И эти слова явились пророческими…

Вследствие отмены Св. синодом поминовения «имярека» автоматически исчезла и молитва о самой Царской Богом данной власти (1Цар.8,4-22), освященной церковью в особом таинстве миропомазания. Тем самым, при сохранении молитвы о государственной власти вообще, в богослужебных чинах произошло сакральное изменение: Царская власть оказалась десакрализована и уравнена с «народовластием», чем фактически был утвержден и провозглашен тезис: «всякая власть — от Бога»; то есть и смена формы государственной власти, революция — тоже «от Бога».

Так, в Богородичном тропаре утрени после произведенной богослужебной замены поминовения царя по всем церквам РПЦ должны были произноситься такие слова: «Всепетая Богородице, …спаси благоверное Временное правительство наше, ему же повелела eси правити, и подаждь ему с небесе победу» (ЦВ. 1917. № 9—15. С. 59; Там же. Беспл. прил. к №9—15. С. 4). Этим «вероучительным» молитвословием Синод фактически провозгласил тезис о Божественном происхождении власти Временного правительства.

Таким образом, через несколько дней после начала Февральской революции Российская церковь перестала быть «монархической», фактически став «республиканской». РПЦ не дождалась даже, по словам П.Н.Милюкова, «голоса высшего судьи и властелина — народа в Учредительном собрании» (Милюков П.Н. История второй … Указ. соч. 1924. С. 23) об образе правления.
Святейший правительствующий синод РПЦ, повсеместно заменив поминовение Царской власти молитвенным поминовением лже-народовластия, провозгласил в богослужебных чинах Россию республикой. Как неизбежное и закономерное следствие «духовных» действий церковной иерархии, Россия была объявлена А.Ф.Керенским 1 сентября 1917 г. республикой: ибо, с богословской точки зрения, действие «духа» предшествует и обусловливает действие «плоти».
Действия Св. синода являлись осуществлением желания представителей высшего духовенства — «революционной иерократии», «воинствующего клерикализма» — путем уничтожения Царской власти разрешить многовековой теократический вопрос о «священстве-Царстве», то есть вопрос о том, кто главнее: первосвященник Царя или Царь — первосвященника (Флоренский Павел, священник. Параграфы … Указ. соч. С. 200).

Если революционеры-заговорщики из различных политических партий и социальных групп общества были заинтересованы в свержении Богоданной власти российского Самодержца, то духовенство было заинтересовано не только в уничтожении Монархии, но и, в первую очередь, в десакрализации Царской власти. На этом пути в безумии властолюбия своего иерархи ничтоже сумняся «притянули за уши» слова Апостола: «Всякая власть — от Бога». Силились обосновать отсутствие каких-либо различий между законной и непосредственно подотчетной Богу властью Помазанника и всякой формой правления, прикрывающей масонскими позитивными вывесками типа «народовластие» примат исключительно собственных интересов, в угоду которым всегда будут использованы любые средства – самые лютые и безчеловечные. В необходимости десакрализации Монархии заключался один из основных «революционных» мотивов духовенства.

Знаменательным символическим актом, предотвращавшим возможность реставрации Монархии в России, фактически стала замена богослужебных чинов и молитвословий.
«Промонархическая» проповедническая деятельность подвергалась преследованию со стороны самого же Святейшего правительствующего синода и его обер-прокурора. Поэтому любая «контрреволюционная» проповедь духовенства (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. 1917. III отд. V стол. Д. 12. Л. 30—32, 35— 37, 42-43, 45, 59, 60, 61, 80—80 об., 99) автоматически расценивалась как «возбуждение народа против духовной власти» Синода. Так об этом свидетельствовал епископ Пермский Андроник.

Косвенными свидетельствами одобрения Синодом свержения Царской власти являются его определения, выпущенные 28 апреля и 12 мая 1917 г. Согласно первому из них, всем священнослужителям, лишенным при старом режиме священного сана за свои политические убеждения, предлагалось обращаться в Св. синод с ходатайством о пересмотре своих дел и о восстановлении в сане (ЦВ. 1917. № 18—19. С. 117). Вторым определением все представители духовенства, на которых духовным судом были наложены взыскания за политические убеждения, освобождались от них, причем с восстановлением своих прежних прав и положения (РГВИА. Ф. 2082. Оп. 1. Д. 1. Л. 121; Церков.-обществ. мысль. Киев, 1917. Прил. к № 1—2. С. 1; Арханг. ЕВ. Архангельск, 1917. № 13. Ч. офиц. С. 204—205). Этими определениями Синод подчеркнул свой отказ от монархической официальной церковной политики. И позже Синод в своем послании ко всем гражданам России от 12 июля приветствовал «всеобщую свободу(!) России, сбросившей с себя сковывавшие ее политические цепи» (ЦВ. 1917. № 30. С. 231—233).

Синод участвовал в финансовой программе Временного правительства «Заем свободы 1917 г.». Ее целью была компенсация государственных расходов на военные нужды. Духовенство же своей проповеднической деятельностью обязывалось содействовать успешному распространению «Займа» среди населения. Причем соответствующие обращения пастырей к народу должны были предваряться чтением двух «Поучений», составленных Св. Синодом. В «Поучении», в частности, говорилось: «Старое правительство довело Россию до края гибели… Народ восстал за правду, за Россию, свергнул старую власть, которую Бог через народ покарал за все ее тяжкие и великие грехи». При этом Временное правительство легитимировалось: оно объявлялось «избранным народом — тем самым народом, который завоевал себе свободу и свергнул поработителей этой свободы». Какое богомерзкое деяние! Какая кромешная подлость и низость – и это от имени Церкви Христовой! Может быть, мы теперь полагаем, что за этот иудин грех Господь благословил, послал бы мира и благоденствия на сотворших сие ? Мы, совершающие им память как новомученикам, — по благословению их преемников, сегодняшних иерархов, десятилетиями не удостаивавших Великомученика Государя церковного прославления, а впоследствии ( в, так сказать, позорном «последствии») причислившим Помазанника и Его Семью к лику святых лишь в качестве страстотерпцев, при столь же позорном непрестанном церковном оклеветании местночтимого московского святого Государя Иоанна Васильевича – инока Ионы и всяческом поношении мученика за Христа и Царя старца Григория Нового.

2. Государственная присяга. Изменение богослужебных чинов поставлений и рукоположений в различные степени церковно- и священнослужения.

Важным аспектом понимания вопроса об отношении РПЦ к государственному перевороту является рассмотрение роли духовенства в нарушении прежней и принятии народом России новой государственной присяги. Ввиду того, что народ в подавляющей массе своей был верующим, участие священнослужителей в церемониях присяги служило действенным знаком легитимности новой власти.

Временное правительство сохранило религиозный характер государственной присяги. Ее новая форма была установлена 7 марта 1917 г. — «Присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому государству для лиц христианских вероисповеданий». В присяге, в частности, говорилось: «…Обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому государству. … Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему Российское государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания… В заключение данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеподписуюсь». 9 марта определением Синода эта присяга (ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 1. Д. 1425. Л. 1—15) была по духовному ведомству объявлена «для исполнения», о чем по всем епархиям были разосланы соответствующие указы. Также было признано необходимым участие духовенства в церемониях принятия новой присяги. Отмены действия предыдущей присяги на верность Императору, а также «освобождения» граждан от ее действия со стороны Св. синода не последовало. Прежняя верноподданническая присяга Государю Императору и Царствующему Дому по сути осталась действующей!

Как уже было сказано, Священный Синод стремился закрепить завоевания революции и придать ей необратимый характер.
Российское духовенство спокойно и достаточно легко пошло не только на изменение государственной присяги и на служение совершенно другой — светской, «немиропомазанной» власти, но и на нарушение предыдущей своей присяги «на верноподданство», по сути — на клятвопреступление. Личным примером нарушения присяги на верность Императору духовенство спровоцировало и остальных граждан России на клятвопреступление. Утверждать это позволяет тот факт, что присяга «на верноподданство» носила ярко выраженный религиозный характер, и духовенство в церемониях присяги играло главную роль.

Более того, согласно «Своду законов Российской империи», почтение к Царю воспринималось скорее как обязанность веры, нежели как гражданский долг. Поэтому мнение Св. синода о присяге было решающим: его достаточно легковесное отношение к присяге на верность Императору обусловило такое же отношение к ней и со стороны граждан .

Церковными законами для клятвопреступников предусмотрены суровые наказания: для священнослужителей и прочих членов причта — извержение из сана /25-е правило св. Апостолов/; для мирян — отлучение от церкви (от таинства св. причащения) на 10 лет /65-е правило св. Василия Великого/; невольно или по принуждению нарушившим клятву — отлучение на 6 лет /82-е правило св. Василия Великого/ (Каноны, или книга правил … Указ. соч. С. 23, 256, 259). Но несмотря на это, российское духовенство (в первую очередь члены Св. синода) пошло на нарушение государственно-церковной присяги, сознавая, что оно само на себя и на народ взыскания за клятвопреступление накладывать не будет, а светская внеконфессиональная революционная власть делать этого также не собирается, да и не имеет права. Единственный, кто мог, руководствуясь церковным законодательством, применить к нарушителям присяги меры воздействия — это «внешний епископ» Церкви, который есть «Хранитель догматов веры, блюститель правоверия и церковного благочиния» — Сам Государь Император (СЗРИ. 1912. С. 18).

Совершенно уместно отметить, что с рокового марта 1917 г. — с церковного «благословения» присягать Временному правительству (без разрешения народа от прежней присяги на верность Царю) берет начало цепочка последующих аналогичных клятвопреступлений: осенью 1917 — весной 1918 гг. (в период прихода к власти большевиков и начала Гражданской войны) и в 1991 г. (во время развала СССР)…

Официальное отношение Православной церкви к Февральской революции характеризуют и высказывания представителей церковной иерархии о значении государственной присяги на верноподданство Императору. Так, епископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский) в первых числах марта 1917 г. обратился к своей пастве через епархиальную газету с посланием «Нравственный смысл современных великих событий». В нем епископ Андрей отмечал: «Прежде всего должен сказать, что ни о какой «присяге» не может быть речи. Отречение от престола Николая II освобождает его бывших подданных от присяги ему» (Уфим. ЕВ. Уфа, 1917. № 5-6. Отд. неофиц. С. 138—141).
Так видный иерарх Российской церкви, «один из наиболее интеллигентных епископов» (по характеристике профессора Д.Поспеловского) (Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 445) — еп. Андрей Ухтомский, введенный 14 апреля Временным правительством в состав членов Св. синода, фактически выразил желание высшего духовенства оправдать революцию и не допустить реставрации в России монархической формы правления.

Обратимся к рассмотрению формы торжественного обещания для членов Временного правительства, которая была установлена 7 марта. В ней говорилось: «…Обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу державы Российской, …и всеми предоставленными мне мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя. …Клянусь принять все меры для созыва в возможно кратчайший срок. …Учредительного собрания, передать в руки его полноту власти, …и преклониться пред выраженною сим Собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского государства. В исполнении сей моей клятвы да поможет мне Бог». Присягу члены Временного правительства (все, как один – масоны разных степеней посвящения!) лукаво, с архилукавого «благословения» церковной иерархии «принесли» 15 марта. Ее церемония происходила в Правительствующем сенате, в светской обстановке (ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 1. Д. 6. Л. 40 — 40 об.; Петрогр. ведомости. Пг., 1917. №43. С. 2).

В ней содержится определенное противоречие: с одной стороны, члены Временного правительства обещали принять и признать выбранный народными представителями в Учредительном собрании образ правления, с другой, — всячески подавлять любые попытки к восстановлению прежнего монархического строя. Таким образом, в марте 1917 г. граждане России давали клятву верности правительству, члены которого публично-декларативно превышали свои полномочия. Духовенство же Православной Церкви, приводя паству к присяге на верность новой власти, являлось добровольным помощником и верным союзником правительства в этих его беззаконных начинаниях.

Именно 7—9 марта фактически был отменен державный церковно-монархический лозунг «за Веру, Царя и Отечество». Отказавшись молитвенно поминать Царскую власть, церковь исключила одну из составляющих триединого девиза — «за Царя». Тем самым именно духовенством РПЦ фактически была изменена исторически сложившаяся государственно-монархическая идеология.

Отказ церкви в первые дни марта 1917 г. от девиза «за Царя» во многом предопределил фактический сход с российской политической сцены монархического движения до полного его последующего провала. По причине фактического отказа Св. синода от освящения Царской власти у монархистов «ушла из-под ног» идеологическая почва. Так, например, в годы Великой войны руководство правых партий разрабатывало тактику своей деятельности на случай возможных «чрезвычайных обстоятельств», связанных с обострением политического кризиса и массовыми уличными выступлениями. План, созданный в 1915 г., предусматривал сбор всех правых сил города на соборной площади. Предполагалось осуществить вооружение всех верноподданных, занятие ими важнейших административных и народохозяйственных учреждений и т.п. Сигналом для сбора и начала действий должен был послужить колокольный звон. Таким образом, местному духовенству, согласно плану, на начальной стадии его осуществления отводилась определенная руководящая роль. Однако в революционные февральско-мартовские дни 1917 г. церковные колокола сбор правых сил не возвестили. «Легитимизация» революционного переворота церковной властью предательски (и фатально для себя самих – в смысле личной неприкосновенности, которую гарантировал им лишь Русский Самодержец) РАЗОРУЖИЛА верноподданных русских патриотов (Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911—1917 гг. Указ. соч. С. 384, 427).

В первом, как и во всех последующих составах Временного правительства, подавляющее большинство составляли члены масонских организаций (См., например: Берберова Н.Н. Люди и ложи: рус. масоны XX столетия. Харьков, 1997. С. 35—37; Назаров М. Вождю Третьего Рима. М., 2004. С. 134—136; Платонов О.А. Криминальная история … Указ, соч. С. 320—321). Из единомыслия же высших иерархов с представителями власти в плане свержения Царского Самодержавия прямо вытекает управление масонами Св. Синода. И в первую очередь, это относится к тем иерархам, которые определяли курс высшего органа церковной власти: к архиепископу Финляндскому Сергию (Страгородскому) и митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому). Как уже говорилось, первый из них в марте 1917 г. непосредственно осуществлял изменения богослужебных чинов и 14 апреля — после роспуска Временным правительством дореволюционного состава Св. синода — был единственным, кто из прежнего состава был оставлен заседать во вновь утвержденном Синоде. Второй являлся первоприсутствующим членом (председателем) Св. синода, и от него во многом зависела вся политическая линия РПЦ.

Принято считать, что «революционные» синодальные определения 6 – 9 марта 1917 года продиктованы чрезмерной запуганностью и беззащитностью верхушки Русской Церкви, оказавшейся без Царской опеки и покровительства. В частности, так утверждает князь Н.Жевахов (Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2. С. 193). Но так ли это? Ведь под всеми определениями Св. синода стоят подписи всех его членов. Следовательно, остается одно из двух: или признать рассмотренные выше определения Синода официальной точкой зрения РПЦ, или допустить, что будто в дни испытаний и опасности не нашлось ни одного члена Синода, который бы выступил в защиту Церкви и, тем самым, допустить духовную смерть всех Ее членов. Последнее представляется безрассудным. Тем более, что позже со стороны официального духовенства упомянутые определения Синода никогда не осуждались и не пересматривались.(!) Остается только принять мнение Св. синода как авторитетное и официальное мнение РПЦ о событиях февраля и марта 1917 г..

Понять же мотивы клятвопреступной деятельности, в частности, членов Синода можно с учетом проблемы «священства-Царства». Духовенство знало, что светская власть – т.н. «народовластие» — не обладает трансцендентной, харизматической природой, как власть Царя и священства. (Божественный характер которых отражен, например, в чинопоследовании Коронования и Миропомазания Императора на Царство, в церковном таинстве рукоположения во священство и др.). Одобряя свержение Богоучрежденной Монархии и приводя народ к присяге кровавой революционной власти, духовенство придавало закономерный и законный характер упразднению харизматической государственной власти с той целью, чтобы обеспечить существование в стране по сути любой формы власти, лишь бы та не обладала Божественной харизмой.

То есть основной мотив революционности духовенства заключался в желании уничтожить, свергнуть законную Царскую власть как харизматического соперника. И осуществить это для того, чтобы священству быть единственной властью, обладающей Божественной природой, чтобы обеспечить себе монополию на «ведение», «обладание» и «распоряжение» «волей Божией». И вместе с тем, для того, чтобы на практике доказать свой тезис: «священство выше Царства» путем подмены понятий: «священство — вечно, божественно и непреложно, а царство земное — изменчиво, бренно и преходяще», где понятие «царство земное» (в отличие, понятно, от Царства Небесного) заведомо лукаво подменяет понятие Царства как Власти Удерживающего, «Хранителя догматов веры, блюстителя правоверия и церковного благочиния».

Именно по причине противостояния священства Царству вопрос даже о теоретической возможности установления в России хотя бы конституционной Монархии официальными органами церковной власти в 1917 г. не рассматривался.

Данный краткий обзор позиции и действий духовенства Российской Православной Церкви — прежде всего, ее Священного Синода, в трагические и судьбоносные дни февральской революции 1917 года, позволяют сделать категорические выводы: «верхушка» Церкви сознательно и последовательно встала на путь измены верноподданнической клятве Богодарованному Государю, в безумии своем решив, расправившись с Самодержавием, в своем лице объединить всю сакральную власть. И именно новая иудаизированная власть сатанинского ига сразу после кровавого Октября потопила в крови, в первую очередь, само русское духовенство, а затем и всех лучших сынов и дочерей Русского народа, изуверски, зачастую причиняя максимальную физическую боль (например, сдирая кожу с живого человека и т.д.) принеся десятки миллионов невинных христианских жизней на темный алтарь кровавого Молоха.

СВЯЩЕННИК ДМИТРИЙ НЕНАРОКОВ